Обычный плацкартный рейс обернулся уголовкой: пассажиры просто встали и исчезли
Автор ехал из Владивостока в Москву. Это было не путешествие, а своего рода испытание. Причин для такого маршрута было две: билет по смешной цене и внутренняя потребность в одиночестве, когда купе казалось роскошью, недостойной.
Декабрь. За окном проносились бесконечные станции с названиями, словно придуманные скучающим фантастом: Иланская, Тайшет, Могоча. Люди садились и выходили, расправляли простыни, разворачивали колбасу, спорили, мирились и исчезали. Плацкарт имитирует вечность - всё идёт по кругу, лица сменяются, жизнь продолжается.
На верхней боковой полке было удобно оставаться незаметным, но неудобно, если хочется писать или просто размяться. Напротив - такие же пассажиры: женщины с детскими игрушками, мужчины с усталыми лицами и старушки с яйцами вкрутую.
На одном из дальневосточных перегонов подсели две женщины. В меру ухоженные, в меру усталые. Сели, разложили постельное бельё, принесённое проводником - полотенце, простыню, наволочки. Потом достали курицу в фольге и домашний пирог. Казалось, они едут на пикник, а не в Москву. Через шесть часов их места были пусты. Остались только матрасы, голые и сиротливые.
Через пару часов пришла молодая пара из Новосибирска. Боковушки достались им по билетам. Они смотрели на голые матрасы, потом на проводника.
- Простите, а где постель? - спросили они.
- До вас были две дамы, ушли пару часов назад, - ответил автор.
Проводник достал новые комплекты, выдал паре.
- Такое бывает? - спросили.
- Бывает, - спокойно ответил он. - Иногда увозят даже чайники. В Чите пытались утащить полку прямо со стеной.
На остановке в сорок минут автор вышел покурить с проводником.
- Ущерб?
- Больше шести тысяч, - ответил тот. - Всё под отчёт, билеты электронные, найдут. Главное - чтобы душу не вынесли. Подушки у нас есть запасные.
Когда поезд снова тронулся, автор лежал на верхней полке, смотрел на потолок и думал о том, как многое мы уносим с собой и как мало оставляем. Проводник прошёл мимо, они кивнули друг другу. Вагон вернулся к рутине, но теперь знал: на один комплект белья меньше, а на одну историю - больше.
